Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Некоторых Рюриковичей прославили мудрое правление, реформы, введение новых законов; некоторых – великие победы на поле брани; иных – святость и благочестие. Новгород-северский князь Игорь Святославич парадоксальным образом получил широкую известность благодаря тяжёлому поражению. Его сделал знаменитым неизвестный автор эпической поэмы – «Слова о полку Игореве». История князя Игоря и судьба поэмы связаны нерасторжимо.

Князь Игорь Святославич родился в 1151 году. Он принадлежал к могущественной ветви Рюрикова рода – Ольговичам. Их родословье восходило к дерзкому воителю, авантюрис­ту и крамольнику XI века – князю Олегу Святославичу, прозванному Гориславичем, – так именует его «Слово о полку Игореве». Главным владением Ольговичей была Черниговщина, но они занимали также зависимые от неё области, а порой брали силою Киев и Новгород.

Игорю Святославичу достался во владение Новгород-Северский. Княжество это было небольшое и не слишком богатое – стол не из главнейших на Руси, хотя и не захолустье. Словом, второразрядное княжество, важное лишь постольку, поскольку оно, будучи степным приграничьем, являло собой щит от половецких набегов в сердцевину Руси. Тот, кто занимал здешний стол, становился, хотел или не хотел, князем-воином, князем-пограничником.

Игорь подходил для Новгорода-Северского идеально. По происхождению был он наполовину половцем – по матери. Следовательно, понимал, чего ждать от кочевых соседей. Умел с ними ладить: бывало, что Игорь сражался против них, а бывало, что становились они добрыми союзниками. Наконец, в его характере, очевидно, имелась склонность к походам, битвам, дерзким рейдам в глубь неприятельской территории.

В молодости князь принял участие в большом походе Андрея Боголюбского на Киев и добыл себе прибыток при разграблении города. Однако позднее междукняжес­кие распри не приносили Игорю Святославичу славы. Так, его борьба с князем Рюриком Ростиславичем закончилась полным поражением.

Против половцев он первый раз ходил в 1171 году и вернулся с победой. Первая половина 1180‑х принесла ему ещё два успеха. Из похода, совершённого весной 1183 года, Игорь Святославич привёл большой полон. Несколько месяцев спустя князь вновь ударил на степняков и разгромил отряд из 400 бойцов. Оба раза выступал с малыми силами, но удача сопутствовала ему.

Боевые удачи, вероятно, вскружили голову северскому князю. Половцы, многократно битые, представлялись не слишком опасным врагом, и в апреле 1185 года Игорь Святославич пошёл на них вой­ной, сколотив собственную маленькую коалицию. С ним отправились князья Всеволод Трубчевский, Святослав Рыльский, а также Владимир Путивльский. Из Чернигова пришла помощь – отряд служилых кочевников‑ковуев.

Казалось бы – значительная сила! Но немноголюдный Новгород-Северский не мог дать крупного войска, и уж ещё меньшие рати могли собрать удельные городки Трубчевск, Рыльск, Путивль.

Поначалу русским полкам везло: передовой отряд половцев они счастливо опрокинули в бою близ реки Сюурлий. Но разведка обнаружила большие силы неприятеля, и у Игоря Святославича оставался шанс немедленно отступить, сохранив и славу первой победы, и жизнь воинов. Но Святослав Рыльский пожаловался на усталость коней: его дружина рисковала отстать при движении вспять. Игорь вынужден был встать на ночёвку.

Битва Игоря с половцами. Гравюра В. Фаворского.

Между тем ресурсы к сопротивлению у половцев отнюдь не исчерпались. Степняки собрали войско со всей своей земли и ударили по Игоревой коалиции.

Утро решающей битвы принесло русским полкам тяжёлое испытание: «Когда же занялся рассвет субботнего дня, – рассказывает летопись, – то начали подходить полки половецкие, словно лес. И не знали князья русские, кому из них против кого ехать – так много было половцев. И сказал Игорь: “Вот думаю, что собрали мы на себя всю землю Половецкую – Кончака, и Козу Бурновича, и Токсобича, Колобича, и Етебича, и Тертробича”. И тогда, посоветовавшись, все сошли с коней, решив, сражаясь, дойти до реки Донца, ибо говорили: “Если поскачем – спасёмся сами, а простых людей оставим, а это будет нам перед богом грех: предав их, уйдём. Но либо умрём, либо все вместе живы останемся”. И сказав так, сошли с коней и двинулись с боем. Тогда по Божьей воле ранили Игоря в руку, и омертвела его левая рука. И опечалились все в полку его: был у них воевода, и ранили его прежде других. И так ожесточённо сражались весь день до вечера, и многие были ранены и убиты в русских полках. Когда же настала ночь субботняя, всё ещё шли они сражаясь. На рассвете же в воскресение вышли из повиновения ковуи и обратились в бегство. Игорь же в это время был на коне, так как был ранен, и поспешил к ним, пытаясь возвратить их к остальным полкам. Но заметив, что слишком отдалился он от своих, сняв шлем, поскакал назад к своему полку, ибо уже узнали бежавшие князя и должны были вернуться. Но так никто и не возвратился, только Михалко Юрьевич, узнав князя, вернулся. А с ковуями не бежал никто из бояр, только небольшое число простых воинов да кое-кто из дружинников боярских, а все бояре сражались в пешем строю, и среди них Всеволод, показавший немало мужества. Когда уже приблизился Игорь к своим полкам, половцы, помчавшись ему наперерез, захватили его на расстоянии одного перестрела от воинов его».

Потеряв вождя, русская рать окончательно и безнадёжно потерпела поражение близ реки Каялы.

Все прочие князья также оказались в плену. Из русского войска ушло от гибели и плена всего 15 ратников, а из ковуев – ещё меньше.

Великий князь киевский Святослав Всеволодович, узнав о поражении Игоря, срочно принялся собирать полки: «Послал Святослав к Давыду1   в Смоленск, со словами: “Сговаривались мы пойти на половцев и лето провести на берегах Дона, а теперь половцы победили Игоря, и брата его, и сына; так приезжай же, брат, охранять землю Русскую”. Давыд же приплыл по Днепру, пришли и другие на помощь, и расположились у Треполя, а Ярослав2 с полками своими стоял в Чернигове». Изготовился к обороне переяславский князь Владимир Глебович. Помочь обещал и Рюрик Ростиславич – правитель большого удела на Киевщине со столицей в Овруче.

По образному выражению Святослава, Игорь с соратниками, «не удержав пыла молодости, отворили ворота на Русскую землю». Половецкие реки хлынули на Русь. Ободрённые победой над Игорем, степняки искали отмщения за прежние свои поражения.

Одно их войско окружило Переяславль Южный и разбило дружину князя Владимира Глебовича. Самого его, тяжелораненого, вытащили из боя горожане. Святослав двинулся на помощь. Половцы отступили от Переяславля. Однако без добычи они уходить не собирались. Степные пришельцы осадили городок Римов, вошли в него и полонили тамошних жителей. Отбить полон не удалось…

Другой половецкий поток разорил окрестности Путивля, сжёг городской острог и окрестные сёла.

Так чем запомнился князь Игорь современникам и потомкам? Летописец всего несколько строк уделил удачным его походам – столь незначительны они по масштабу. А вот о разгроме северского войска летопись повествует с исключительной подробностью. Это вовсе не рядовое событие. Ведь неудача на Каяле-реке действительно отворила ворота для вражеского нашествия. Пылали сёла, опустошались города, текла кровь князей и дружинников. Игорь Святославич навлёк на всю Русь большое несчастье – вот его «слава».

Виновник несчастья томился у пленивших его врагов, сокрушался о грехах своих и размышлял, какими злодеяниями заслужил он такое попущение бед от Господа? Для духовного окормления князь даже вызвал к себе из Русской земли священника с причтом.

Вскоре, однако, Игорю Святославичу удалось бежать из плена. Сын его Владимир Путивльский оставался в плену ещё долго, но, женившись на дочери князя Кончака, вернулся на Русь и он.

К 1191 году княжество и дружина Игоря Святославича до такой степени оправились от потерь, что он решился вновь выйти с полками на кочевников. Этот поход планировался, очевидно, как своего рода личный реванш князя за прежний позор. Поход удался: по словам летописца, Игорь Святославич «с братьею… ополонишася скотом и коньми».

Несколько месяцев спустя, «на зиму», сборная армия многих князей-Ольговичей вышла в степь, чтобы повторить удачный опыт Игорева набега. Первым среди правителей коалиционного воинства назван Игорь Святославич – вождь, к которому вернулась удача. На сей раз он повёл себя осторожнее, чем в 1185‑м.

Парадоксальным образом обстоятельства сложились весьма схоже с тем, что произошло в чёрные дни шестилетней давности… Вторжение Руси не стало для неприятеля неожиданностью. Степь сумела подготовиться к отпору. Половцы, для вида уступив поле, сконцентрировали огромную силу. Они ждали наступления русских полков, заманивали их глубже в свои владения, готовили им ловушку. Их разведка доставляла вести о движении Ольговичей. Наученный горьким опытом, Игорь на сей раз умело вывел своих ратников из-под удара численно превосходящих степняков. Он предпринял ночное отступление. Половцы, не предугадавшие этого манёвра, пустились в погоню, но было поздно – русская рать ушла.

Никогда, помимо злосчастного 1185 года, Игорь Святославич не становился фигурой первого плана в истории Руси. Это был смелый боец, рыцарственный правитель и добрый христианин, а военачальник… посредственный. В лучшем случае – опытный, но лишённый дарования. Дрался честно, звёзд с неба не хватал, в молодости слыл лихим удальцом, к зрелости научился напрасно не рисковать воинством. За отвагу и тяжкие будни приграничья Бог вознаградил его. Проведя два долгих десятилетия на второстепенном княжении, Игорь Святославич удостоился великой чести: в 1198 году ему достался Чернигов – один из «старших столов» Руси. Но это случилось уже на закате его жизни. В 1201-м (или 1202‑м) году князь-воин мирно скончался.

История его несчастливого похода в поэтическом изложении стала известна лишь на исходе XVIII века. Очень скоро она превратилась в загадку, над которой бились и бьются десятки учёных.

Единственная известная науке рукопись «Слова о полку Игореве» хранилась у архимандрита Иоиля (Быковского), отставного настоятеля ярославского Спасо-Преображенского монастыря, а также ректора семинарии. Через «комиссионера» её приобрёл граф А. И. Мусин-Пушкин, крупный коллекционер и знаток русских древностей. В 1812 году рукопись погибла в огне московского пожара. Однако первое издание «Слова» с переводом и комментариями вышло в свет за 12 лет до исчезновения рукописи.

Эта эпическая поэма – блистательный образец древнерусской литературы. Её текст разошёлся на крылатые слова, её мерный ритм завораживает, а звучащая в ней горечь от княжеских «котор» по сию пору наполняет болью русские сердца.

Однако ещё в XIX столетии высказывались сомнения по поводу древности поэмы. Скептически отнеслись к её возрасту столь значительные фигуры, как историк М. Т. Каченовский и славянофил К. С. Аксаков, французский учёный Л. Леже. В ХХ веке против подлинности «Слова» высказались французский славист А. Мазон, крупный советский медиевист А. А. Зимин, знаменитый американский славист Эдвард Кинан, считавший, кстати, и переписку князя Курбского с Иваном Грозным «произведением» более позднего времени…

После побоища Игоря Святославича с половцами. В. М. Васнецов

В «Слове» находили несоответствия языку эпохи, галлицизмы, политическую ангажированность (связанную с наступлением екатерининской России на Речь Посполитую и Крымское ханство), даже увлечение романтическими подделками под древнюю эпику, характерными для Западной Европы.

В середине XIX века в научный оборот вошла ещё одна древнерусская эпическая поэма – «Задонщина». Она схожа со «Словом о полку Игореве» многими деталями и даже содержит прямые отсылки к его тексту и явные цитаты из него. «Задонщина» бесспорно датируется концом XIV века – временами Дмитрия Донского или же Василия I. Скептики задались вопросом: что здесь образец, а что – подражание? Первым ли было «Слово»? Не являлось ли оно своего рода творческим развитием «Задонщины»? Или даже компиляцией на основе «Задонщины»?

Сторонники традиционной датировки «Слова» считают, что поэма появилась в конце XII века, возможно, по горячим следам Игорева похода. Аргументы скептиков ими, большей частью, разрушены. Филологи (Р. О. Якобсон, В. П. Адрианова-Перетц), проанализировав текст «Слова», пришли к выводу о его принадлежности домонгольской эпохе и не обнаружили в нём никаких галлицизмов. А. А. Зализняк окончательно похоронил лингвистические аргументы скептического направления. Подводя итоги, он с иронией заметил: если бы некто действительно взялся писать поэму-«мистификацию» в конце XVIII века – о, это был бы научный гений; он столь безупречно следовал особенностям древнерусского языка XII столетия, что сумел «предугадать» те из них, которые наука откроет… через много лет после публикации «Слова».

Во‑первых, «Слово о полку Игореве» – великое поэтическое произведение, эпический текст необыкновенно высокого уровня, а вторая половина XVIII столетия – увы! – пустыня русской поэзии. Нет там ни одной фигуры, приближающейся по уровню дарования к анонимному автору «Слова». Разве что Гавриил Романович Державин, но нет никаких нитей, связывающих его с историей «Слова».

Во‑вторых, какой патриот, какой идеолог русского главенства на бывших землях Речи Посполитой и в Северном Причерноморье станет сочинять эпический текст о разгроме второстепенного князя? И до Игоря, и после Игоря половцев успешно громили; порой били так, что они затихали на десятилетия. Так зачем нужно напоминание о победе половцев над русскими? И кому потребовался плач об усобицах и воспевание единства… в политических реалиях абсолютно единой Российской империи?

Да и увлечения романтизмом в «Слове» не видно. Игорь Святославич – не Роланд, триумфальной гибели за государя он не удостоился. В его истории мало красивого, больше назидательного: согрешил князь, удостоился наказания свыше, раскаялся, отпущен Богом из плена… Сюжет отнюдь не романтический, он по духу ближе к церковному поучению. Где оно у Оссиана, с коим сравнивали неведомого автора «Слова»?

К настоящему времени построения скептиков можно считать разгромленными.

Но… Остались варианты «промежуточной датировки» поэмы. До сих пор некоторые несообразности «Слова» не получили объяснения. Автор его, явно принадлежащий к кругу знатных людей, боярскому или княжескому роду, проявляет хорошую осведомлённость о событиях, связанных с походом Игоря. И вдруг он делает странную ошибку: вкладывает в уста великого киевского князя Святослава призыв о боевой готовности, обращённый к смоленскому князю Давыду и овручскому князю Рюрику, – после того, как половцы разбили у Переяславля Южного дружину тамошнего князя Владимира и ранили его самого. А Давыд-то к тому времени уже явился на защиту Киева со своими ратниками. Да и Рюрика зачем звать: он был рядом и участвовал в походе на помощь Переяславлю… Что это – поэтическая вольность современника или невнимательное отношение к летописям отдалённого потомка?

Здесь приведён лишь один пример подобного рода несообразности, но в исследовательской литературе их названо немало.

Л. Н. Гумилёв видел в «Слове» своего рода политический памфлет второй половины XIII века, где под именем половцев скрываются татары. И филологические аргументы против его рассуждений не работают – не столь уж много различий между языком конца XII и второй половины XIII века. Остаётся под вопросом одно: зачем автору времён Александра Невского и Даниила Галицкого «шифроваться» от Орды, подобно интеллигенту сталинских времён? Летописцы того времени открыто писали об ордынцах вещи скверные, ругательные, ничуть не боясь их мести. Надобно ещё доказать, что ханов сколько-нибудь пугала русская литература даже в самых критических её проявлениях, что они вообще сколько-нибудь интересовались ею.

Другой вариант «промежуточной датировки» вытекает из самого сюжета «Слова». На нём стоит остановиться особо.

Создание весьма значительной по объёму поэмы о неудачном походе второстепенного князя легче всего объясняется непосредственной реакцией на недавние события. Современник, ужаснувшись произошедшему, принялся размышлять о причинах поражения. Поэтический дар его, раздражённый печальными обстоятельствами, зазвучал в тонах героизма, печали и покаянного размышления о грехах. Тут и объяснять-то ничего не надо.

Однако в истории Руси случались события, когда именно такой сюжет оказывался востребованным не на эмоциональном, а на рациональном уровне. Так, бегство Василия I из Орды явно перекликается с побегом князя Игоря из половецких станов. Василий Дмитриевич, пробираясь на Русь, совершил во второй половине 1380‑х долгую «одиссею». Приняв московский стол от отца, Дмитрия Донского, он столкнулся с серьёзными политическими проблемами. 1390‑е годы – время жесточайших усобиц. Москва с великим трудом и большими потерями присоединяла Нижний Новгород. В самой великокняжеской семье установились довольно натянутые отношения между Василием I, князем Владимиром Андреевичем Серпуховским и, видимо, князем Юрием Дмитриевичем Звенигородским. А гроза ордынская никуда не исчезла: Москва помнила и триумф на поле Куликовом, и срам Тохтамышева разорения. Идейная программа поэмы очень и очень близка Московской Руси конца XIV столетия. Так не являлось ли «Слово о полку Игореве» политическим памфлетом совсем другой эпохи, а именно – 1390‑х годов? Памфлетом, призывающим к единению Московского княжеского дома?

Конечно, в той мере, в какой к поэтическому произведению вообще применимо понятие «памфлет». Наверное, правильнее было бы говорить о заряде поучительных рассуждений, содержащемся в поэме. Такой заряд – осуждение междукняжеских свар и призыв сообща противостоять угрозе со стороны грозного степного народа – в высшей степени «родной» для времён Василия I.

В Москве второй половины XIV – начала XV века расцветает художественная культура, так что имелась тогда плодородная почва для появления шедевров…

Язык «Слова», несколько архаичный для XIV века, мог быть осознанной «стилизацией» под благородную старину. «Задонщина» создавалась в то же самое время, и становится понятной близость между ней и «Словом». Рязанский боярин Софоний, упомянутый там то ли как автор самой «Задонщины», то ли как автор неких выдающихся поэтических произведений, послуживших образцами для её создания, мог быть автором «Слова о полку Игореве».

Как знать, возможно, в удельной, раздробленной Руси существовала разветвлённая традиция эпической поэзии. Если так, то многие произведения могли быть объединены общими композиционными приёмами, стандартными «этикетными» выражениями, широко распространёнными образами. Но от сего разнообразия дошли до наших дней единичные памятники, и о состоянии всей совокупности сегодня так же трудно судить, как об узорах мозаики, от которой сохранилось по кусочку смальты из дюжины… Другие-то жанры древнерусской литературы пострадали в не меньшей степени: деревянная Русь худо сохраняла всё то, что написано на пергамене и на бумаге, слишком уж часто она страдала от пожаров…

Эти гипотезы вовсе не являются прямым вызовом традиционной датировке «Слова» концом XII века. Она по-прежнему остаётся «базовой». Автор вкладывает в свои рассуждения иной смысл. Изучение «Слова» ещё далеко не завершено. Возможность «промежуточных датировок» не исключена, такие варианты требуют кропотливого исследования.

К сожалению, спор вокруг датировки «Слова» крепко испорчен идеологическими мотивами. Он стал очередным пунктом разногласий между лагерями «западников» и «почвенников». Отсюда его неестественная острота, которая вредна для научного анализа проблемы. Сейчас она несколько притупилась, и можно спокойно приступить к «перебору версий».

Ведь история «Слова о полку Игореве» давно переросла биографию самого князя Игоря и стала одной из самых увлекательных загадок русского Средневековья.

1 Давыд Ростиславич, смоленский князь.

2 Ярослав Всеволодович, черниговский князь.

1150-1202), князь новгород-северский (с 1178), черниговский (с 1199). Участник многих войн и походов. В 1185 организовал поход против половцев, закончившийся неудачей; поход послужил темой "Слова о полку Игореве".

Отличное определение

Неполное определение ↓

ИГОРЬ СВЯТОСЛАВИЧ

Из рода Новгород-Cеверских кн. Сын Святослава Ольговича и дочери новгородского посадника Марии Истриловны Род. в 1151 г. Кн. Новгород-Северский в 1180 - 1198 гг. Кн. Черниговский в 1198 - 1202 гг.

1) с 1169 г. неизвестная;

2) с 1184 г. дочь Ярослава Владимировича Осмомысла, кн. Евфросиния.

В 1185 году Ярослав Всеволодович Черниговский отговорился от участия в походе на половцев, который устраивал киевский князь Святослав Всеволодович. Святослав вернулся с богатой добычей, и северские князья досадовали на Ярослава Черниговского за его несговорчивость. "Разве мы уже не князья? - говорили они. - Добудем и мы себе такой же чести". И вот 23 апреля того же 1185 года Игорь выехал из Новгорода Северского, повелев идти с собой брату Всеволоду из Трубчевска, племяннику Святославу Ольговичу из Рыльска, сыну Владимиру из Путивля, а у Ярослава Черниговского выпросив боярина Олстина Олексича с коуями черниговскими. Северские князья шли тихо, собирая дружину, потому что кони у них были тучны. Игорь переправился за Донец и пришел к Осколу, где два дня дожидался брата Всеволода, который шел иным путем из Курска. От Оскола все отправились к реке Сальнице, куда приехали сторожа, посланные ловить языка, объявив князьям: "Виделись мы с неприятелем, неприятели ваши ездят наготове: так или ступайте скорее, или возвращайтесь домой, потому что не наше теперь время". Игорь и другие князья сказали на это: "Если мы теперь, не бившись, возвратимся, то стыд нам будет хуже смерти; поедем на милость Божию" - и ехали всю ночь, а утром в обеденное время встретили полки половецкие: поганые собрались от мала до велика и стояли на той стороне реки Сюурлия. Русские князья выстроили шесть полков: Игорь сказал братьям: "Братья! Мы этого сами искали, так и пойдем", и пошли. Из половецких полков выехали стрельцы, пустили по стреле на русских, и бросились бежать, русские не успели еще переехать реку, как бежали и остальные половцы; передовой русский полк погнался за ними, начал бить их и хватать в- плен, а старшие князья, Игорь и Всеволод, шли потихоньку, не распуская своего полка; половцы пробежали мимо своих веж, русские заняли вежи и захватили много пленных. Три дня стояли здесь северские полки и веселились. Когда передовой полк вернулся с погони, князья решили заночевать на месте, а утром продолжить поход. Но на другой день на рассвете начали вдруг выступать полки половецкие; русские князья изумились множеству их - словно бы вся земля половецкая собралась против них. Князья стали советоваться, как быть. "Если побежим, - говорили они, - то сами спасемся, но черных людей оставим, и будет на нас грех перед Богом, что их выдали; уже лучше умрем ли, живы ли будем, - но все вместе". Все сошли с коней и пошли на битву: бились крепко целый день до вечера, и много было раненых и мертвых в полках русских; бились вечер и ночь, но на рассвете побежали черниговские коуи. Игорь еще в начале битвы был ранен в руку и потому сел на лошадь; увидев, что коуи бегут, он поскакал к ним, чтоб удержать беглецов, но тут был захвачен в плен; окруженный половцами, которые держали его, Игорь увидал брата Всеволода, отбивавшегося от врагов, и стал просить себе смерти, чтоб только не видать гибели брата своего. Но Всеволод не погиб, а был также взят в плен, из многочисленных полков северских спаслось очень мало: русских ушло человек 15, а коуев еще меньше.

Игорь оказался в плену у половцев, которые, как будто стыдясь воеводства его, по выражению летописца, не делали ему никаких притеснений, приставили к нему 20 сторожей, но давали ему волю ездить на охоту, куда хочет, и брать с собой слуг своих, человек по пяти и по Шести; да и сторожа слушались его и оказывали ему всякую честь: куда кого пошлет, исполняли приказ беспрекословно. Игорь вызвал было к себе уже и священника, думая, что долго пробудет в плену. Но Бог, говорит летописец, избавил его по христианской молитве, потому что многие проливали слезы за него. Нашелся между половцами один человек по имени Лавр, пришла ему добрая мысль, и стал он говорить Игорю: "Пойду с тобою в Русь". Игорь согласился и стал искать случая к бегству. Нельзя было бежать ни днем ни ночью, потому что сторожа стерегли его, только и было можно, что на самом солнечном закате. И вот Игорь послал конюшего своего сказать Лавру, чтоб тот переехал на ту сторону реки с поводным конем. Наступило назначенное время, стало темнеть, половцы напились кумыса, пришел конюший и объявил, что Лавр ждет. Игорь встал в страхе и трепете, поклонился образу Спасителя и кресту честному, говоря: "Господи сердцеведче, спаси меня, недостойного", надел на себя крест, икону, поднял полу шатра и вылез вон. Сторожа играли, веселились, думая, что Игорь спит, а он уже был за рекою и мчался по степи. В двенадцать дней достиг он города Донца, откуда поехал к Ярославу в Чернигов, а потом - к Святославу в Киев просить помощи на половцев; все князья обрадовались ему и обещали помогать.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Игорь Святославич

Вскоре после смерти Андрея Боголюбского, в 1185 году, была написана повесть о гибельности раздора между князьями и о необходимости объединения русских земель. Но в азарте междоусобных боев, в звоне сабель и мечей голос поэта, автора «Слова о полку Игореве», не был услышан. Страна уже распалась и шла к своей гибели.

Отцом князя был верный друг и соратник Юрия Долгорукого, черниговский князь Святослав Ольгович, тот самый, кого тот звал встретиться для обсуждения совместных дел в Москву. А дедом? князь Олег Святославич (его в поэме автор называет Гориславичем), родоначальник династии Ольговичей.

В крещении Игоря назвали Георгием, но, как часто бывало, христианское имя почти не использовалось. И нам он известен под своим «русским», языческим именем.

Жизнь была неспокойная. Уже 7-летним ребенком Игорь участвует в походах вместе со своим отцом, защищавшим права своего двоюродного брата Изяслава Давыдовича на киевский престол. А 17 лет он уже участвовал в грандиозном походе, организованном Андреем Боголюбским и закончившемся 8 марта 1169 года трехдневным разграблением Киева. После этого события, которое никто не мог бы ранее предполагать, когда по воле владимирского князя произошел штурм и взятие прежней столицы Русского государства, многое изменилось. Со времен впечатлительной юности Игорю, наверное, стало понятно, что если есть сила, то можно не заботиться о том, как оправдать свои действия. Однако спустя четыре года аналогичный поход Андрея Боголюбского закончился неудачей под Вышгородом, и в нем тоже участвовал молодой князь.

У Игоря Святославича не раз были победоносные походы на половцев. Летом 1171 года он ощутил вкус победы над ханами Кобяком и Кончаком в сражении на реке Ворскле. Эта победа показала, что 20-летний Игорь был способным военоначальником. Был одарен он и дипломатическими способностями. Свои трофеи он привез в подарок Роману Ростиславичу, которого Андрей Боголюбский посадил княжить в Киеве. Пусть Киев уже и не имел статуса главного города Русского государства, но Игорь считал для себя необходимым поддерживать отношения с князьями, уже имевшими (или, правильнее сказать, «завоевавшими» своими воинскими подвигами?) уважение в своей среде.

В 1180 году, 29 лет от роду, он получил в наследство от старшего брата Олега Новгород-Северское княжество и мог уже задумываться над собственными планами. Историки иногда склонны считать новгород-северского Игоря Святославича незначительным, второстепенным князем. Такое мнение высказывала А.А. Медынцева. Но с этим не согласен И.В. Можейко, резонно говоря о том, что само географическое положение возглавляемого Игорем княжества на границе со степью предопределяло его важное значение.

В очередной междоусобной войне русских князей 1181 года союзниками одной из сторон оказались Игорь Святославич и половецкий хан Кончак. После одной из неудач им вместе пришлось спасать свои жизни бегством в одной лодке. Вспоминали ли они события 10-летней давности, когда воевали друг с другом?

Еще через два года князья Южной Руси организовали совместный поход против половцев, по предложению великого киевского князя Святослава Всеволодовича старшим над войском был Игорь Святославич. Была добыта еще одна победа над степняками? на реке Хороле. Окрыленный удачей Игорь в этом же году, как сообщается в «Славянской энциклопедии» В.В. Богуславского, предпринял еще одну экспедицию, которая еще раз принесла ему лавры победителя половцев.

Вот в такой обстановке у князя Игоря созрело решение совершить еще один поход в степь, о котором знает каждый школьник нашей страны. Ему тогда было 34 года? возраст зрелого мужества и взвешенных решений.

Вместе с Игорем, новгород-северским князем, в походе на половцев, которому посвящена поэма, участвовали его брат Всеволод, сын Владимир и племянник Святослав Олегович.

Поэтическая и фактографическая ценность «Слова о полку Игореве» не имеет для историков пределов. Однако наше восхищение поэмой не означает безусловного одобрения действий всех ее героев.

Смысл похода, предполагают многие историки, вряд ли был в том, чтобы защитить русские земли от грабительских набегов жестоких и коварных степняков. Не те силы собрал новгород-северский князь и не тот избрал маршрут. Скорее всего целью похода была военная добыча? стада скота, оружие, драгоценности, а самое главное? рабы на невольничьи рынки. Годом ранее богатую добычу получил в половецких землях киевский князь Святослав Всеволодович. Зависть и алчность скорее всего толкнула новгород-северского князя на военную авантюру. Не остановило даже то, что у Кончака были громадные самострелы, которые натягивались целым отрядом воинов в 50 человек, и даже «живой огонь» ? порох, а может быть, и «греческий огонь».

В этом контексте совсем по-другому воспринимаются слова Всеволода Святославича, брата Игоря: «А мои куряне? дружина бывалая: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены... сами скачут, как серые волки в поле...» Что касается цели этих «серых волков» с «наостренными саблями», то автор «Слова...» деликатно говорит: «Себе ища чести, а князю славы». Но даже при такой деликатности нет упоминания о защите сел и городов русских, о возвращении из половецкого плена страдающих русичей. Зато как красочно описываются результаты первого столкновения накануне решающей битвы: «Утром в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото, и паволоки (шелковые ткани), и дорогие оксамиты (бархаты)».

Упоение грабежом лихих рубак из княжеской дружины хорошо передано переводом «Слова о полку Игореве» замечательного поэта Н.А. Заболоцкого:

Смяло войско половцев поганых,

И умчало половецких дев,

Захватило золото без счета,

Груду аксамитов и шелков...

Наверняка после этого сражения Игорь Святославич вспомнил свои полные опасностей и все же закончившиеся победами встречи с половцами на Ворскле в 1171 году и особенно в недавнем 1183 году на другой реке, Хороле. Скорее всего он напомнил своим дружинникам их страхи, когда в самом начале движения они сочли увиденное ими солнечное затмение дурным предзнаменованием.

Но полностью согласиться с «разбойничьей» основой задуманного и осуществленного Игорем похода в степь все же трудно. И дело не только в том, что нам хочется верить в благородные помыслы русского князя, его бескорыстие и рыцарскую доблесть. Надо иметь в виду, что это было опасное, очень рискованное мероприятие, удача в котором вовсе не была гарантирована. Меру опасности показало реальное развитие событий, когда отряды Игоря и его родственников были в итоге разгромлены. Надо учитывать также и точку зрения самого Игоря, которую сохранил для нас летописец. Когда в 1184 году княживший в Чернигове Ярослав Всеволодович отказался примкнуть к коллективному походу в степь под руководством киевского князя Святослава Всеволодовича, новгород-северский князь так отозвался по этому поводу: «Не дай Бог на поганые ездися отрещи: поганы есть нам всим обьчий ворог» («Не дай Бог отказываться от походов на язычников [половцев ], они для нас всех общий враг» ). То есть для Игоря важной в первую очередь была необходимость обезвредить врага всей Русской земли. Вместе с тем И.В. Можейко со ссылкой на Б.А. Рыбакова скептически оценивал это патриотическое высказывание Игоря. Ведь сам он к походу киевского князя не присоединился.

Когда же поход Игоря окончился неудачей, «немцы и венециане... греки и морава» стали упрекать незадачливого князя, «что добычу утопил на дне Каялы, реки половецкой (где Игорь потерпел поражение), золото свое рассыпал». Далее автор «Слова...», высказав сожаление о том, что Игоря в походе не поддержали другие князья и сам великий князь владимирский Всеволод Большое Гнездо, подводит итог: «Здесь был бы ты, невольница была бы по ногате, а раб по резане». Ногата равнялась 1/20 гривны, а резана? 1/50. Если бы князь Всеволод Юрьевич, войско которого могло «Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать», присоединился бы к походу на степняков, то половецкие рабы, говорит автор «Слова...», были бы очень дешевы.

Конечно, у каждой из сторон в неутихающем конфликте степняков и русичей была своя правда. Русские князья оберегали свою землю, совершая походы в степь, а половцы защищали от вооруженных грабителей свое имущество и своих «красных девок». Вспомним, что отряд Игоря Святославича в решительном сражении половцев удалось уничтожить, а за год до этого киевский князь Святослав Всеволодович (в 1184 году) совершил на половцев победоносный поход, взяв в плен самого половецкого хана Кобяка с сыновьями. Поход половецких войск на Русь (хан Гза пошел на Посемье, а хан Кончак? на Переяславль), последовавший за разгромом дружины Игоря и его побегом из плена, можно оценить как акт возмездия.

Взаимосвязи человеческих судеб во все времена поражают своей непредсказуемостью и хитросплетениями. Из плена Игорю помог бежать половец Овлур (Лавр), а его сын Владимир бежал из плена вместе с дочерью половецкого хана Кончака в 1187 году? спустя два года после разгрома отряда Игоря. Тогда же вернулся домой и Всеволод, брат Игоря.

Имеются сведения, что Игорь в лагере половцев находился в относительно свободном положении («имел при себе священника, слуг и мог забавляться ястребиною охотою», писал Н.М. Карамзин), почему ему и удалось легко вернуться в Киев. Что же касается его сына, то Кончак, возможно, сам выдал свою дочь за него замуж и отпустил Владимира домой с женой и ребенком. Вместе с ними вернулся и Всеволод Святославич.

Всего в плену оказалось пять тысяч русских воинов. Тысячи русских воинов из этого похода не вернулись домой. Им суждено было стать добычей степных лисиц и ворон. Такого сокрушительного разгрома от половцев русские, возможно, вообще еще не терпели. Были, конечно, поражения и раньше, но не такого масштаба.

К князьям, инициаторам похода, судьба благоволила: Игорь развлекался в половецкой степи охотничьими забавами, его сын занимался любовью с дочерью хозяина, а потом все благополучно вернулись домой. На самом деле возвращение через степь было не таким уж и безоблачным. Кони не выдержали бешеной скачки и пали. Долгих 11 дней Игорь с Овлуром пешком добирались до русских земель, опасаясь поимки.

Представим степь под палящим солнцем. Через заросшие высокой травой пространства идут двое. Они голодны, устали, их мучает жажда. Вокруг до самого горизонта одно и то же: степь, пологие спуски и подъемы. Иногда равнина разрезается оврагами, возле которых встречаются кустарники и реденькие рощицы. Но не радуют незатейливые песенки птиц, перескакивающих по веткам. В небе степной орел кружит и зорко следит за путниками. С шумом поднимаются в воздух вспугнутые вороны и галки, нашедшие себе трапезу у трупа погибшего животного. Уходит солнце, и сразу становится темно. Идти нельзя, да и сил уже нет. Надо постараться отдохнуть, но забыться и расслабиться нельзя. Степные лисицы неопасны, а если подберутся волки? Нож и дубинка? плохая защита в темноте от дикого зверя. Но надо дойти домой. Дома? жена, верная Ярославна, и дети, четверо сыновей и дочь. Старший сын не пропадет и в плену, его можно будет потом выкупить или обменять, а другим детям нужна отцовская защита. Дома? жители княжества, землепашцы и ремесленники, которым тоже нужна княжеская защита. Ведь ничто не удержит соседа, желающего поживиться на чужом несчастье, налетит с дружинниками, угонит пленных, и уйдут северяне на невольничий рынок. Заплачут они тогда и проклянут своего князя, погнавшегося за добычей и оставившего их на произвол судьбы. Ведь и он уводил пленников из Киева, таких же христиан, как и он сам, после разграбления бывшей столицы страны в 1169 году. И в его обозе была добыча, награбленная в домах таких же русских людей, как и жители его княжества.

Сам автор поэмы, по мнению исследователей, осудил авантюрный поход Игоря Святославича. Но не это было его главной мыслью. Страстный призыв к объединению сил князей перед лицом вражеского нашествия, желание вернуть времена «старого Владимира» ? Владимира Мономаха, который сумел обеспечить целостность страны и ликвидировать военную угрозу со стороны половцев, ? вот что в первую очередь следует из поэмы. Хочется думать, что сила поэтического слова была такова, что князья сумели, хотя бы на короткое время, преодолеть свои распри. Через два года после разгрома Игоря, в 1187 году, был совершен успешный объединенный поход русских воинов в степь.

Тяжелые обоюдоострые мечи русских воинов времен киевского князя Игоря Рюриковича уже в XII веке сменились более удобными и легкими саблями. Именно о саблях воинов Игоря Святославича говорит автор «Слова о полку Игореве», не упоминая о мечах.

По иронии судьбы герой поэмы и его участвовавший в походе брат Всеволод сами были наполовину половцы. Их матерью и женой их отца, князя Святослава Ольговича, была половецкая княжна, как и жена Юрия Долгорукого, дочь хана Аепы. Возможно, правда, что дети у Святослава Ольговича родились во втором браке, когда он женился в Новгороде на дочери посадника.

Если же считать, что Игорь родился от первого брака, то его внук, сын Владимира, женившегося в плену на дочери хана Кончака, уже стал половцем по меньшей мере на три четверти. Но от этого он не перестал быть сыном и внуком русских князей с присущими им стереотипами поведения.

Такие смешанные браки заключались из расчета, что между двумя народами ослабнет вражда. Но это не очень помогало, что можно видеть на примере братьев Святославичей.

Можно привести и другой пример. Двоюродный брат их деда, киевский князь Святополк Изяславич, был женат на дочери половецкого хана Тугоркана. Тем не менее половцы двинулись на Переяславль, где их встретили вооруженные силы Святополка и Владимира Мономаха. В сражении половцы были разбиты. Единственное, что смог сделать киевский князь для своего тестя, ? это похоронить его с честью под Киевом.

Неудача похода 1185 года не стала ударом судьбы для новгород-северского князя. Жизнь продолжалась. Не пристало князю и его воинам печалиться и вспоминать свои поражения. Спустя шесть лет он опять отправился в поход, который был на этот раз более успешным. По мнению В.В. Богуславского, которое не совпадает с мнением авторов свода «Князь Рюрик и его потомки», походов было два и совершены они были не в 1991, а в 1990 году.

Оставшись старейшим среди потомков Олега Святославича («Гориславича»), в 1198 году Игорь перешел из Новгород-Северского княжества в Черниговское, которое было более значительным и имело давнюю историю. В Чернигове беспокойный князь, которому мы обязаны появлением замечательной поэмы русского Средневековья, и умер в 1202 году в возрасте 51 год.

Жизнь четырех сыновей Игоря Святославича сложилась и завершилась самым необычным образом.

Случилось так, что их судьба оказалось связанной с Галицкой землей, откуда была родом их мать и где правил прославленный современниками Ярослав Осмомысл, их дед. В результате сложных политических интриг братья Игоревичи в 1211 году арестовали 500 галицких горожан, которых подозревали в заговоре против них. Некоторые историки пишут, что все они были боярами, а захвачены были вероломно. Но маловероятно, чтобы такое количество жителей города относилось к самым знатным семействам. Взаимное ожесточение достигло такой степени, что князья распорядились казнить всех арестованных. В результате расправы полтысячи человек лишились жизни.

Это был первый акт трагедии.

Венгерский король бдительно следил за событиями в соседнем русском княжестве. Годом ранее, в 1210 году, он неожиданно подошел с войсками к Галичу, пленил Романа Игоревича, застав его мывшимся в бане, и отправил в Венгрию. Оттуда тот смог бежать, вернуться в Галич, где и добрался до горожан, которые были недовольны им и его братьями.

В этот раз опять вмешались венгры и смогли захватить братьев в плен. Галичане не забыли массовое умерщвление жителей города. Они выкупили сыновей Игоря Святославича у венгерского короля.

Разыгрался второй акт пьесы, написанной историей.

На городской площади поставили виселицу. По приговору боярского суда в сентябре 1212 года Роман, Ростислав и Святослав были преданы позорной казни. В этом же году умер и преследуемый галичанами четвертый брат, Владимир, который четверть века назад благополучно спасся из половецкого плена.

Галицким князем стал малолетний Даниил Романович.